Была минута, когда я расслабилась, зафантазировалась и растаяла в своих мечтах. Я просто дурочка. Но уже было глупо отпираться, перенести на потом, а после… Но нет, в груди все так ныло, так ныло. Хотелось восхищения, восторженного взгляда, а еще… Не знаю… Я не могла себе признаться. Хотелось просто внимания, пусть не мужчины, а юноши. Удивительно, но я истосковалась по этому ощущению в груди, а она так ныла.
— Прямо сейчас? – немного испугано спросила я.
— Я готов, — повторил он и стал крепить лист бумаги к планшету.
Тяжело, как будто на плечах был тяжеленный рюкзак. Я встала с кресла, и, стараясь держаться более ровно, вышла из павильона. Голова гудела. Мысли так и плясали, как мячик в пинг-понге, прыгали из стороны в стороны. И ни одной идеи, ни одного решения. Зашла в соседнюю комнату, где стоял диван. И что теперь? Покрутила головой. Он там ждет. Я взрослая женщина, мать его одноклассника, журналистка. У меня репутация, я известна, и я не могу вот так… Глупо, просто глупо. Но зачем же тогда так говорила? Чтобы поиграться? Чтобы потом вот тут стоять и ныть? Мне было стыдно за свои слова и уж подавно за поступки. Не должна была так поступать, и вообще не должна была сюда ходить. Что подумают, если кто узнает. Вот вляпалась.
Посмотрела на стены. Я и раньше видела их, но как-то не придавала значения. На стенах висели маски. Разные, их было с десяток. Были карнавальные, большие с рожками, а были новогодние, и были для человека «Х». Вот Венецианская с колокольчиками, а вот просто с перьями. Одну из них я сняла и посмотрела на нее. Большие глаза, золотистый нос, мелкий узор переходит по краям в радужную окраску, а посередине лба, как у принцессы, большое фиолетовое перо. В детстве мне папа покупал не такие, а попроще, на Новый год. Мы кружились вокруг елки и пели песни, а после рассказывали истории и загадывали желания. И казалось, что меня никто не узнает, это только я вижу их такими, как они есть, хотя мама и папа были тоже в масках.
Надела маску и подошла к зеркалу. Воспоминания, такие теплые и загадочные. «А почему бы и нет?!», – вдруг подумала я, смотря на свое отражение в маске. Ведь главное – инкогнито, а тело оно и есть тело. Приняв такое простое и в то же время логичное решение, мне стало легко. Я быстро сняла с себя всю одежду. За стеной сидел юноша, который впервые увидит обнаженную женщину. И я опять засомневалась. Но чтобы не стоять и не дрожать от страха, вышла в коридор и направилась в зал.
Идти было неловко. Даже дома не ходила обнаженной. Муж стал большой, не по должности, а стал просто большой, живот выпирает, лицо округлилось, стал неуклюжим, бесформенным. А сын, он уже не мальчик, все понимает. Поэтому идти по пустому коридору в чужом доме обнаженной было неловко. Шагала неуклюже, как утка, даже смешно. Выпрямила плечи, грудь подтянулась. «О боже», – подумала я и вошла в зал.
Тишина. Лучше бы он говорил. Я гордо, не спеша прошлась. Чувствовала, как лицо покраснело. Юноша возраста моего сына внимательно смотрел на меня. Мне было по-настоящему стыдно за свое голое тело. Если бы на меня смотрел старик, познавший в своей жизни молодость и трясущуюся старость. Или мужчина моего возраста, который как самец считывал мое тело, мне было бы так неловко. Но этот юноша, совсем еще мальчишка. «Наверное, я все же что-то неправильно делаю? Как я глупо и опрометчиво поступила», – только и думала, пока медленно проходила по мастерской.
— Вы красивая, — вдруг нараспев сказал Леша.
— Спасибо, — его слова растопили мое тело. Руки стали свободней двигаться, теперь я не так боялась за свою грудь, которая чуть покачивалась в такт моей походке.
— Здорово придумали с маской, круто, — восхищенно сказал он.
И тут я спохватилась и быстро спросила его:
— Только это между нами.
— Да… конечно… — заикаясь, сказал он, — прошу, — и указал на стул.
Все так быстро произошло. Скажу честно, я так и не успела ничего подумать, что меня дернуло поступить именно так. Что-то играло в душе. То ли воспоминания моей юности, но и тогда я так не поступала, была целомудренной, следила за своими поступками и не допускала вольности со стороны парней. А что сейчас изменилось?
Села на барный стульчик. Не очень удобно. Машинально прикрыла грудь, но от этого стало еще более отвратительно. «Какая глупость», – только и твердила про себя. «Мне что, делать нечего, ищу приключения на свою ж…. Допрыгаюсь, если узнает сын… знакомые?» Я сидела и мучилась этими вопросами, а он уже устроился и начал делать наброски. Ему удобнее сидеть, а у меня уже за минуту спина затекла. Решилась, опустила руку. «Я ведь не девочка, я мать и взрослая, серьезная женщина. Не пристало мне жеманничать, если уж решилась, то пусть рисует».
Так я просидела несколько минут. Стало совсем невмоготу сидеть, будто час прошел. Время тянулось, а стрелка буквально застыла на месте. Спина совсем занемела, но через какое-то время привыкла. Выпрямила плечи. Грудь вперед, она у меня красивая, гладкая, женственная, сказала бы, что даже бархатистая и очень чувствительная. Стоит мне о чем-то сексуальном подумать, как соски сразу подхватывают мысли и начинают темнеть. Сейчас они были как жареный каштан, темно-коричневыми и покрылись густыми, толстыми морщинками. «Что за напасть, ведь ни о чем сейчас и не думаю, лишь бы поскорее он закончил. Может спросить, или все же подождать».
Посмотрела на юного художника, он так увлеченно рисовал. Изредка смотрел в мою сторону, куда именно не знаю. Взгляд был быстрым, молниеносным и сразу возвращался к листу бумаги. А он ничего, красивый малый. Вздернутый носик, тонкие пальцы, вытянутое лицо и брови лохматые, такие же, как и его волосы, все торчат в разные стороны. А глазки, какие глазки. Как у щенка. Такие томные, преданные, просто душевные. «О боже, о чем только думаю, что за глупость. Ведь в сыновья мне годится. Вот зараза, от безделья что только в голову не лезет». И все же он ничего, и мне приятно сидеть, уже нет такого-то страха или укора. Так, только неуверенность в рисунках, в их дальнейшей истории. «А впрочем, какое мне дело, моего лица не видно, я в маске. А тело… Ну мало ли у кого оно может быть». Маска. От этого слова мне стало совсем хорошо, я как бы здесь и в то же время нет. Как будто стою за окном с односторонним видом, вижу всех, а зрители только свое отражение. И тут я заулыбалась. Как здорово, все же как здорово, что решилась позировать. Интересно посмотреть, что получится. А в груди так и щемит, так и щемит.
Спустя минут тридцать он закончил. Робко сказал, что можно вставать. Скрипя как старуха, я выпрямила спину. Кажется, все трещит и ноет. Осторожно сползла со стула. Повела плечами, дернула ногой. Мурашки в пятке. Все же отсидела ногу, но прошло быстро. Подошла к нему и заглянула за спину. «Обворожительный рисунок». Это была первая моя мысль. Он так и нарисовал меня в маске. Уголь, черные контуры, плечи опущены, руки как лианы вдоль тела. Фигура выглядела непропорционально длинной, но это придало ей характер усталости. Я почувствовала обессиленное тело, опущенный взгляд и этот черный лобок, он буквально как на мишени находился в центре листа и хочешь или нет, но ты смотришь на него, как будто это основной элемент рисунка. В животе заурчало, и я ощутила, как в груди все стало медленно сжиматься, а в паху стало горячо. Сделала шаг назад. Как бы отстраняясь, чтобы он не увидел то, что я ощущаю. Поразительно, как чувственно это смотрится. Несколько росчерков угля, а сколько эмоций, настроения. Сделала еще несколько шагов назад. Пальцы коснулись пушка на лобке. Кудрявый хохолок, он так нагло выпирал вперед и светился на моей белой коже. Не думала, что это так сексуально. Быстро развернулась и вышла из мастерской.
Грудь болела. Такое старое, почти забытое чувство желания быть любимой. Не просто женщиной, а чтобы тобой восхищались, любовались, чтобы мужчины робели при твоем виде, перешептывались и думали всякую глупость. «Кто я, как меня зовут, что тут делаю, и могу ли я? Да, могу, многое могу». Улыбаясь, я зашла в соседнюю комнату. Сняла маску и посмотрелась в старое зеркало. Серебро потрескалось, но в нем отражалось прекрасное женское тело. Сейчас на меня никто не смотрел, и ладонь легла на живот. Внутри что-то непроизвольно вздрагивало. Не спешила одеваться. Опустила ладонь, и пальцы стали медленно перебирать торчащие волоски. Отдернула руку, как будто прикоснулась к чему-то запретному, скосила взгляд и посмотрела на проем в дверях. Леша даже не встал со стула, я не слушала его возни. Сделав несколько осторожных вздохов и набравшись смелости, пальцы опять скользнули по волоскам и углубились ниже. Внизу живота почему-то стало больно. Прикрыла глаза, и, набравшись сил, убрала пальцы.
Поблагодарив Лешу, я ушла. Хотелось, хотелось чего-то такого… такого… чтобы я запела и запрыгала от радости. Не могла себе поверить, что еще способна на подобные мысли, что во мне еще не все угасло. А ведь когда-то это для меня было обычным. Но время все стирает как ластик. И вот опять это ощущение. Эти желания пробудил во мне этот юноша.
Мне было по-настоящему стыдно. Придя домой и увидев сына, мне уже казалось, что он знает, где я была и что сделала. Но нет, все как обычно, он поцеловал меня в щечку, эта привычка у него сохранилась с детства, и я ценю ее. Он ничего не знал, все осталось в тайне. Да и чего это так переживаю? Ведь я там в маске, за ширмой, за тем самым зеркалом, которое меня спасает, и Леша обещал, а я ему почему-то верю.
(Продолжение следует)
Этюд
Автор публикации
