Однако каждый раз, проезжая мимо этого дома, вспоминала юношу. А ведь я так и не спросила, как его зовут, может у Жени спросить. Хотя не стоит. И все же вспоминала его удивительный рисунок, какой-то уж очень необычный. Буквально воздушный, по-настоящему сказочный. Вроде бы все как обычно, дома и дорожка, деревья и небо, но нет, все не так. По-настоящему сказочно. Наверное, именно это меня и подталкивало еще раз с ним встретиться. Но о чем говорить, он мне в сыновья годится, а в искусстве я не очень разбираюсь, дилетантка. И все же, чтобы отбросить всякие сомнения и ненужные мысли, я специально приехала к трем часам. Вот этот дом. Поднялась на скрипучем, ужасно тесном лифте. «Как они вообще сюда хоть что-то заносят», – рассуждала я, рассматривая царапины на стенах. Такие же тесные лестничные проемы. «Тут и диван не поднимешь», – думала я, подходя к зеленой двери. Она была одна такая чудная.

Позвонила несколько раз. Тишина. Подождала с минуту и опять позвонила. Наконец за дверью зашуршали шаги, и скрипнул замок, дверь открылась. Лицо у юноши было помятое, волосы торчали во все стороны, как будто он лазил по трубе вместо ершика.

— Привет, — по-дружески сказала ему. Хотелось правда возмутиться, мол, не заставляют даму так долго ждать.

— Извините, я там, — кивнул за спину, — там цветы поливал.

— Можно? – Не дождавшись приглашения, спросила я.

— Да, да, проходите, я тут сейчас, — и, сделав несколько шагов, чуть не сшиб в углу стоявшие доски.

Запах краски. Как давно это было? Этот запах я запомнила на всю жизнь. Однажды в Питере уже была в подобной мастерской, они мало чем отличаются друг от друга. Раньше мастерские предоставляли тем, кто входил в союз художников, а после – уже тем, кто мог купить себе площади. Но выглядели они почти все одинаково. Комната с хламом, заготовки, смотря кто чем занимался: дерево, глина, картины или металл. Комната, где все творилось – она же и выставочная, и, если позволяла еще площадь, то комната для отдыха, ведь почти все художники тут и живут. Еще кухня и ванная, чтобы руки отмыть.

Запомнила этот запах. Он, кажется, въелся у меня в подсознание. Там, в Питере, я была на курсах повышения квалификации. Ездили много, вот и увлеклась одним художником, даже не знаю, почему? Так, романтика. Питер, девушка одна, ночи и тоска по дому. Вернее, по сексу. Тогда уже была замужем и родила сына, ему было три года. Макс вечно в командировках, получил должность режиссёра выходных передач. Девяностые, время перестройки, все искали что-то новое, что-то непохожее на тот ужасный застой, что творился на телевидении. Вот они и рыскали с оператором и корреспондентом по всем городам и поселкам Тюменской области. Я его люблю, но как-то за работой все стало стираться. Стало обыденным. Ты уже не ощущаешь вкуса еды, не чувствуешь тепла солнца, ты просто бежишь и бежишь. А тут в Питере все встало на свои места, а еще он… Красавчик, как в кино, бородка, рваный шарф, грязные от красок руки, и вечно говорил невпопад. Вот я и прилипла к нему. Именно в его мастерской я в первый раз изменила мужу, а ведь не хотела. Просто так. Думала о ласке и нежности, спокойствии и удовлетворении, но ничего этого не оказалось. Разве что был секс. Но он оказался таким странным, что я даже ничего не помню. Зашла в ванную и через минуту вышла, так и не ощутив прилив сил от воды. Полное разочарование.

После у меня было несколько возможностей на стороне погулять, но отказалась, боялась, что все опять повторится. Если женщина говорит, что у нее никогда ничего не было на стороне, то чаще всего она лукавит или не подвернулся случай. Но когда есть возможность, когда он есть, как женщина, так и мужчина стараются не упустить момента. Ах… Потом жалела, вот только не знаю, о чем. О том, что не решилась или потому, что была просто неактивна. Как ни странно, женщине так же тяжело найти партнера на стороне, как и мужчине. У нас у всех свои стереотипы, заложенные в сознание. Мы не с каждым готовы. Ищем свои идеал. Ну, почти идеал. А после сомнения. Вдруг это выплывет наружу. То есть страх за себя, за семью, как ни как – это дом. Но если все складывается как по картам, то сомнения уходят в сторону. Становишься на время свободен от обязательств. Вроде бы просто, разовый флирт и секс, без обязательств и последствий. Ты выпускаешь пар, что скопился в тебе. Эмоции. Удовлетворяешь голод чувств, а после опять живешь обычной жизнью, как и все, как всегда.

Запах краски. Я стояла в коридоре и вдыхала его. Было приятно вспомнить. Давно это было, очень давно. Все, что было плохое – забылось, только запах остался неизменным.

Юноша появился из ванной, впопыхах причесался. Попытался пригладить волосы и все суетился вокруг меня, приглашая войти в мастерскую. Да, все те же мрачные картины, но среди них были и яркие, как лучики света. Они были его, этого юноши.

— Кстати, Галина, — наконец я решилась представиться и протянула ему руку и тут же добавила, — Николаевна.

— Лешка, — тут же отрапортовал он и пожал руку, — может чай?

— Кажется, ты хотел рисовать?

— Да… да… — заикаясь, сказал он и быстро выскочил из комнаты, — я сейчас, располагайтесь.

— А ты кем хочешь стать? – вдогонку спросила его. Ответа не последовало, только шум за стеной.

— Я готов, — в дверях появился Леша, держа в руке большую картонку с прикрепленной на ней бумагой, — хочу оформлять книги, — вдруг вернулся он к вопросу.

— Книги? – Немного удивилась. Я представляла художника, который рисует картины.

— Ну да, сейчас иллюстрации в книгах паршивые. Ой, — заикнулся он, — извините, плохие.

— Почему? – И присела в кресло, стоящее посреди комнаты. Наверное, специально для модели.

— А… вот… — Опять начал заикаться, положил свою картонку и взял книгу с полки, — это стихи Омар Хайям «Как чуден милый лик».

Я взяла из его рук увесистую книгу и сразу обратила внимание на первую обложку. На ней в графике изображены две фигуры: старца в чалме и юной девы, которая обнаженно лежала перед ним. Начала листать. Почти каждый рисунок был с обнажённой девушкой. Все это выглядело так романтично, так легко и спокойно. С удовольствием стала рассматривать рисунки и даже почитывать сами стихи. Но больше всего меня все же привлекали сами рисунки. Грудь, бедра, овал лица, томный взгляд и пухленькие губки. Нежно, сексуально, прекрасные рисунки.

— А… вот другая книга, те же стихи, но рисунки. Посмотрите на них.

Взяла в руки книгу и ожидала увидеть что-то более романтичное, но вместо этого увидела рубленые тела, как будто их вытесали из сырой глины. Просто ужасно.

— Теперь понимаете, в чем разница? Он, — Леша имел в виду художника, — похоже, даже не читал текст, вот и рисовал всякую фигню.

Я слушала его рассуждения и изредка вставляла слова. Это впервые со мной. Обычно я говорю, профессиональная привычка, но теперь слушала его рассуждения, и мне они нравились. Сидела в кресле, а он рисовал меня. Как там у него это получается, не знаю. Любопытство раздирало, но сидела и терпеливо ждала. А он все рассуждал об энергии, о состоянии души. Для чего живет человек, что главное – это любовь и радость от простого, что нас окружает. И это говорит юноша, который мало что еще видел в своей жизни. Но говорил так, как будто прожил не одну жизнь. Удивлялась ему и продолжала слушать.

Наконец он закончил и сказал, что это только набросок, чтобы я не судила о нем строго. Кажется, он даже стеснялся его показать, поскольку остался сидеть на месте. Впрочем, было чего стесняться. Я подошла и заглянула ему за плечо. На белой бумаге углем была нарисована женщина. Сразу узнала в ней себя. Плечо вздернуто, как будто прикрываюсь от брызг воды. Подбородок опущен, хочется спрятать носик и не намочить его. Но… спина обнажена, из-за руки выглядывает обнаженный сосок. Он так нагло торчал на этом белом листе бумаги, что невольно почувствовала, как краснею.

Первое желание – возмутиться. Но я ведь не девочка. Меня он опять удивил. Он младше меня на двадцать один год, но как он чувствует тело. В своем сыне я не замечала подобного. Мне кажется, что он мальчик, такой же мальчик, как и мой сын. Но Леша, он иной. Он чувствует не только настроение человека, но и его характер. На рисунке была я, но мне было лет на десять меньше, чем сейчас. Я была эротична. Грудь вздернута вверх, как у девочки. Сейчас она стала овальной и чуть опустилась. Время сказало свое. Тело стало меняться. Как бы я ни старалась выглядеть девочкой, молодой, годы уже стали говорить о своем. Морщинки. И та же самая грудь уже не та.

— Красиво, нежно, — призналась я, наверное, сама себе, чем ему.

— Правда? – Робко спросил он.

— Да, — подтвердила я и по-матерински потрепала его по голове.

Я ушла в смущении. Как он мог меня такой увидеть. Считала себя гордой, даже надменной, но не робкой. Всегда держу голову прямо и смотрю вперед, а тут все по-иному, все. Шла и думала о рисунке. Меня смущало то, что он нарисовал меня полуобнаженной. Совершенно незнакомый человек, юноша, мальчишка, но взгляд мужчины. На душе такое ощущение, будто я позировала ему в голом виде. Стоило прийти к такой мысли, как внутри что-то заскрипело. Как несмазанная телега, с трудом поворачивая колеса, скрипит и медленно, нехотя трогается. Прижала ладонь к груди. Ныло, так ныло. Давно я не испытывала такого чувства смущения и откуда-то появившийся стыд.

После еще несколько раз заходила к нему. Так просто. Он угощал меня чаем. Сам собирал травы, прекрасный чай. Но главное – в его мастерской такой покой, будто время останавливается. У него постоянно играла запись. Кажется, она бесконечная, пели лесные птицы. Сперва это раздражало. Но я прислушалась, стало интересно. А потом уже не могла представить эту мастерскую без птиц.

Теперь Леша мало говорил, сосредоточенно что-то рисовал. Я не спрашивала, просто сидела и отдыхала у него. Мне было очень грустно, что рано или поздно приедет хозяин, и я перестану сюда заходить. А впрочем, что я тут вообще делаю? Как девочка, прихожу к нему на молчаливое свидание. Мне стало смешно от этих мыслей. Но это именно так. Я прихожу, несмотря ни на что. Я смотрела на него и даже любовалась. Удивительно, как это я могла так поступить, сидеть и любоваться мальчиком. А он красивый. Влюбилась бы, если была девочкой.

Каждый раз подходя к дому, у меня щекотало в груди. Возникал стыд, что тащусь наверх и звоню в дверь. Но я не могла поступить иначе. Мне хотелось еще чуточку побыть там, а в голове вертелся все тот рисунок, где он, не спросив меня, нарисовал меня так откровенно. В конце концов не выдержала и спросила:

— А у тебя модели есть? – В своем голосе почувствовала надлом.

— Нет, что вы, откуда? Это дорого. Портреты рисовал. Вот может в следующем году, если поступлю, то получится.

Я молчала и смотрела на него, как он пыхтя черкал грифелем по листу. Он то улыбался, то хмурился. О чем он думает, когда рисует, придумывает свои истории, чтобы оживить фантазии. И тут он опять заговорил.

— Однажды предложил Оле, вместе учимся. Она посчитала меня бзикнутым, чуть по шее не надавала, — тут он шмыгнул носом и сам себе улыбнулся. Похоже, все же она ему надавала.

— А хочешь… — Я остановилась, не зная, стоит ли продолжать. И все же продолжила, — хочешь, я могу немного тебе попозировать как модель.

— Да? … – Удивленно, не веря своим ушам, спросил он.

— Да, — утвердительно сказала я, а в груди все так и скрежетало, чьи-то коготочки так и впились в меня.

— Здорово, — только и вымолвил он. Глаза хлопали, а пальцы не знали, куда деть карандаш. Мне стало смешно.

— Ну да. Ведь тебе нужно практиковать руку. Ведь так ты говорил.

— Да, — нараспев сказал он, — я сейчас, — он быстро соскочил и выбежал. Уже через минуту он вернулся с новым листом и уселся. — Я готов, — отрапортовал он.

— Э… — Такого поворота я не ожидала. Думала поговорить, хотя считала, что зря вообще это сказала.

(Продолжение следует)